Интервью опубликовано на сайте казахстанской неправительственной организации «Социально-Экологический Фонд». Вопросы, которые обсуждаются в интервью, имеют важное значение и для Узбекистана. Насколько экологичны проекты Китая в рамках инициативы «Один пояс-один путь»? Что делать, чтобы были экологичны?

Инициатива «Один пояс и один путь» была провозглашена председателем КНР Си Цзиньпином в 2013 году. Одной из задач данной инициативы является освоение ресурсного потенциала Центральной Азии с целью экономического развития приграничных северо-западных провинций Китая, в особенности Синьцзян-Уйгурского Автономного района (СУАР).

По сей день развитие данного проекта вызывает огромное количество споров и разногласий, учитывая тот факт, что в нем напрочь отсутствуют социально-экологические стандарты и органы, отвечающие за экологическую безопасность. С просьбой разъяснить ситуацию с амбициозным проектом Китайской Народной Республики я обратилась к международному координатору коалиции «Реки без границ», одному из соавторов обзора «Экологические аспекты проектов «Один пояс-один путь» в Центральной Азии» Евгению СИМОНОВУ.

Разговор сразу же завязался вокруг темы, без которой сегодня не обходится ни одна приличная и не очень беседа. Евгений поделился каким образом, по его мнению, эпидемия коронавируса сказалась на инициативе «Один пояс-один путь».

– В целом, если говорить о мире, пандемия оказалась на руку местным экономикам, налаживанию связей и местному же общественному контролю.

Во-первых, больше всего пострадали проекты, в которых была задействована привозная рабочая сила. Соответственно, в будущем преимущество получат те проекты, где большая часть работников – местное население. Хотя такая тенденция существовала и раньше, сейчас она стала императивом, так как иначе проекты просто- напросто не выживают.

Во-вторых, остановили свою деятельность наиболее капиталоемкие проекты преобразования природы. Конечно же, далеко не все, но не закрывшиеся наглядно продемонстрировали свою неадекватность и несоответствие моменту.

Евгений подтверждает свои слова примером: международный проект строительства ГЭС на реке Бaтанг Тору в Индонезии, реализация которого ставила под угрозу существование одного из видов человекообразных обезьян – орангутана тапанули. На настоящий момент строительство данной ГЭС остановлено, официально «из-за КОВИД-19».

Для справки: согласно статье опубликованной в журнале Current Biology в 2018 году, создание гидроузла сократит площадь распространения орангутангов на 8 процентов, увеличит фактор беспокойства а остальных местообитаниях а также окончательно изолирует друг от друга три последние популяции орангутанов .

Печальный же пример неостановленной во время пандемии стройки – это малые Белопорожские ГЭС, финансируеме Банком БРИКС в Карелии. В результате возникшей неразберихи, стройка ГЭС не только стала крупнейшим очагом КОВИД в республике, но и пережила за один года два прорыва плотины, надолго отложивших пуск объекта.

– Таким образом, коронавирус заставил выбирать более изящные, более технологичные, в какой-то мере более демократичные способы инвестиций в другие страны, – продолжает мой собеседник.

– Какие проекты в таком случае более устойчивы в новых реалиях?

– Те, которые спланированы на месте и строятся для обслуживания местных нужд. В этом случае основные заинтересованные лица – это местные жители. Поэтому проекты, предусматривающие комплексные природоориентированные меры адаптации городского хозяйства, к примеру, более устойчивы.

Что касается энергетики, то в данном случае также более устойчивы местные виды генерации, которые не сопряжены с использованием дорогих проектов создания источников энергии. Большую фору сейчас дают солнечные устройства. Кроме того, я думаю, что в постковидную эпоху будет больше разнообразия, так как она все же работает на разобщение людей и стран. Полагаться на массового и единого поставщика товаров и услуг для всего мира станет сложнее. Другими словами, число «царей горы» будет уменьшаться. Другие поставщики будут менее эффективны с точки зрения классической экономики, зато они будут лучше прилажены к ситуации на местах. И это хорошо.

Как в это впишется Китай? Очень просто. Он гибкий. К счастью, у Китая 60-70 процентов производственных мощностей по валу – это частный бизнес. И самое страшное, что с ними сейчас происходит, это то, что их пытаются приструнить и привинтить к партийной машине. И страшно не то, что они будут пронизаны коммунистической идеологией, а то, что это затормозит их развитие и сделает их менее адаптивными.

– Евгений, я знаю, что вы много лет жили и работали в Китае. Как руководство Китая относится к экологическим вопросам? Ваши наблюдения?

– Председатель Си ведет себя немного, как «зеленый фрик». Он видит в этом свои идеологические гешефты. Конечно, он тем самым решает задачу удержания власти идеологического первенства дома и зарубежом. С этой точки зрения выдуманная не им идея экологической цивилизации стала для него огромным подспорьем. В целом, верхушка воспринимает экологический императив весьма серьезно. Китай уже прошел через ряд наглядных кризисов. Чего стоит один только пекинский смог. Это серьезно, когда креативный класс начинает бежать из городов, потому что не может там креативить.

Собственно, вся моя жизнь в Китае – это история китайской экологической перестройки. Она началась с разлива токсичных веществ в реку Сунгари в 2005 году. Самая верхняя провинция — Цзилинь, где взорвался завод, и пожарные смыли ядовитые фенолы в реку, сделала все, чтобы это не стало известно даже находящимся ниже по течению соседям как китайским так и российским. Однако, когда все это открылось, ситуация была не из лучших и её начали спешно исправлять.

Так, собственно, с 2005 года все и началось. Развилась система экологической отчетности и требований к раскрытию экологических данных. Появились общественные организации, которые заставляли предприятия отчитываться об их уровне загрязнения окружающей среды.

Вы знаете, экологическая цивилизация в целом зиждется на том, что экологические функции должны воспроизводиться и должны напрямую быть встроены в управленческую и экономическую системы. Соответственно, наличие минимальной гласности вскрывало все новые язвы – нужно было принимать меры по их лечению. И меры принимались.

Но, к сожалению, с приходом Си Цзиньпина все изменилось. Начали «закручиваться гайки». С одной стороны, страна по-прежнему по инерции движется по экологическому пути, а с другой стороны, на этом пути наблюдается все больше экологического волюнтаризма, хотя бы потому, что никто не может возразить руководству страны. Другими словами, с существенным подавлением гласности и введением всеобщего партийного единоначалия возможностей творчески решать экологические проблемы стало намного меньше.

Это не безнадежная система, но скорость преобразования, на мой взгляд, на сегодняшний день утеряна. Это, в частности, подтверждает документ, который был выпущен в момент подведения итогов строительства экологической цивилизации с 2015 по 2020 годы. Главная проблема заключается в том, что данный документ повторяет все те же задачи, которые были поставлены 5 лет назад, и рассказывает, как будет оцениваться их выполнение, но при этом он не содержит главного – оценки, что было уже достигнуто на сегодняшний день.

– В таком случае как можно осуществить контроль над экологическим аспектом деятельности китайских организаций за пределами Китая?

– Самый простой ответ – поставить их в равные условия с предприятиями, принадлежащими другим странам, и не поддаваться давлению, в результате которого китайские предприятия почему-то оказываются вне контроля. Кроме того, если бы законодательство Казахстана, к примеру, четко работало в отношении предприятий, включая общественное участие, то этого было бы почти достаточно. Однако, учитывая обстоятельства, в которых мы находимся, существуют и другие подходы.

Учитывая, что «Один пояс и один путь» – это очень политизированная инициатива, большое внимание здесь уделяется чести мундира. Благодаря этому публичное недовольство, правильно и грамотно направленное в соответствующие китайские ведомства, может заставить предприятия идти на диалог или даже свернуть свою деятельность на начальных стадиях. К сожалению, значительная часть предприятий строится загодя, до проведения соответствующих экспертиз и обоснований. Некоторые не имеют утвержденной экспертизы даже на момент запуска. Исходя из этого не лишен смысла диалог не только с местными, но и с китайскими органами. При достаточной огласке и внятных претензиях или же при определенном количестве протестующих это действует. Проблема в том, что сомневающиеся и протестующие не всегда возникают там, где это особенно нужно.

У меня, например, был и есть «любимый» целлюлозный завод – Амазарский целлюлозный комплекс в Забайкальском крае. Леса там для достаточного обеспечения целлюлозного завода нет и, значит, нужно рубить заповедные девственные леса. Но на картах лес есть, и он числится по каким-то старым сводкам. В результате сверху утверждают лесосеку в 2 млн кубометров в год. Когда вся эта история только началась в 2005 году, местные жители не осознали вовремя проблему. Они пришли к нам за помощью только в 2013 году в разгар стройки. За семь лет мы сообща смогли решить проблему – у комбината изъяты леса, и стройка заморожена, но это семь лет жизни… Понимаете? К тому же теперь этот завод стал тормозом для инвестиций в российскую целлюлозную промышленность в целом – слишком уж наглядный негативный пример.

Я это все рассказываю для того, чтобы обратить внимание на объем трудозатрат общественности для обуздания каждого такого «монстра». Поэтому, чтобы этого избежать, необходимо работать с китайскими предпринимателями на уровне программ, приоритетных инвестиций и вводить запретные зоны для их расширения в той или иной стране. Другими словами, необходимо выводить диалог на стратегический уровень.

Именно поэтому в настоящий момент мы стараемся зацепиться за многочисленные документы, написанные китайскими государственными органами, которые советуют инвесторам, как лучше инвестировать в зарубежные страны. Одним из самых известных является «Руководство по продвижению зеленого «Пояса и Пути». Важность данного документа в том, что он учел 80 процентов наших требований. Проблема заключается в том, что через 3 месяца после его выхода правительство Китая было полностью реорганизовано и этим парализовано. Вообще значительный удар по темпам экологизации в Китае, как внутренней, так и внешней, нанесла эта экологическая реформа управления. Реорганизация продлилась до начала 2020 года, а что было после, мы все и так знаем.

Как оно будет после пандемии пока рано говорить… Понятно будет в декабре, когда в КНР огласят черновые планы следующей 14 пятилетки. План пятилетки не является истиной в последней инстанции, но он совершенно точно определяет вектор развития страны. Грубо говоря, данный план поможет нам понять размышления правящей элиты на начало 2021 года.

Беседовала Дина НИ